Записки Деда продолжает рассказ с коротким названием «Ледокол». События и картины, описанные ниже, не сравнятся ни с одним из известных спец эффектов, знакомых нам по самым нашумевшим из фильмов-катастроф…. Это события из жизни нашей Родины, о которых, возможно, до сих пор никто не знает. Или знает, но хочет, чтобы не знали мы. Но Записки Деда и сам их седовласый автор дают нам бесценную возможность узнать правду, какой бы страшной она ни была. Дед же, прислав текст, написал в теме письма только: «Боязно»…
Ледокол
Шёл 1961 г. На трибуне бесновался Хрущёв, носился со своей кукурузой, которая не хотела расти в Архангельской области. Содрали самолёт, похожий на В11, но звался Ту-4, кажется, вырезали почти все артиллерийские крупнокалиберные крейсера и на первый – «Ф. Дзержинский» водрузили жидкостные ракеты, точность прицела которых была равна, примерно, стреляющему из плохой рогатки двоечника-первоклассника. Вы, вероятно, прозевали тот отрывок, где я описал, когда был начальником корректировочного пункта, по которому жарил, глядя, неизвестно куда, «Дзержинский». Накрыло 12 человек корректировочного поста, которых Хрущёв убедил в большой точности ракеты, хотя и стреляли с 25-30 км и накрыли корпост, находившийся градусов под 30 от расчётной траектории пущенной ракеты.
Когда нас с парашютами сбросили на Марфовку, то первым делом я повёл своих ребят к памятнику этому корпосту и предупредил, что копать будем в рост. А земля в степной части Крыма в августе – страшнее, чем бетон. Ворчащим – я показывал на надгробие памятника корпоста.
Однако, это не мешало Никите Сергеевичу грозить, что он накидает в дымовую трубу Белого Дома ядерных бомб. А, надо сказать, что мало того, что крейсер стрелял плохо, но и очень недалеко и, чтобы сохранить хотя бы какой-нибудь паритет, наши ДИЗЕЛЬНЫЕ лодки плавали у берегов США с одной-двумя ракетами с боеголовками. Обстановка на лодках была ужасающая! Выделения аккумуляторных газов, неимоверная жарища, доходящая до 50 градусов, воздух насквозь пропитанный прогоревшей соляркой, нищенское питание, фантастически-ужасающие жилищные условия. Бесконечные «Фановые тревоги», которые чуть ли с ума не сводили экипажи. «Фановая тревога» – это когда запрещается писать и какать максимальное время, устанавливаемое Москвой, а в это время, где-то в штабе флота мальчики-адмиралы сидели под кондиционерами, позволяющими менять даже запахи воздуха. Всплывали лодки по ночам, под перископом, и чтобы выдвинуть шноркель – это такая туба, которая позволяла работать дизелям и дать глоток свежего, пусть даже экваториального воздуха, измученной команде. Было две атомные лодки, но что с одной из них случилось, вы, наверняка уже читали неоднократно. Опреснители воды работали отвратительно, пища – практически всухомятку. Курица в собственном соку долго ещё снилась в состоянии, близком к гландам. Больше всего мы боялись Жукова. Этот «герой»-человеческий мясник на Тоцком полигоне в 1951 г пустил многотысячные полки в белых маскхалатах Финской войны через эпицентр взрыва атомной бомбы с криками «Ура!!!». Много не родилось мальчишек и девчонок после этого очередного «подвига» этого людоеда.
А боялись потому, что ходили слухи о вероятности подобной же пробе талантов Жукова или ещё какого-то полководца, типа Будённого или Ворошилова, которые перед войной усиленно наращивали конные армии, вместо танковых корпусов и авиации, и боевой мощи на море. Особенно мы, пацаны 60-х годов, которые и причёсок ещё не носили. И хотя трусливый Хрущёв уже погнал Жукова за Урал, нас еще долго беспокоило то, что происходило у Белушьей губы. В 1963 г. радист прозевал три ТТТ. Это значило, что входить в заданный район категорически запрещено. «Царь-бомба», как называли одну мегатонну. Дуру, которая и была сброшена в 1961 г. Раньше на ледоколах не было мощных холодильников. И на корме, и на носу дооборудовали что-то в виде сараев, где содержались коровы, овцы и свиньи. Ну и, соответственно, обслуживающий персонал. Цинга зверствовала неистово, редко можно было найти ручеёк или неотравленное радиацией озерцо.
Вода, поступающая из плохо работающих опреснителей, была отвратительна ещё и тем, что из замурзанных мешков с хлором и фтором химики лопатами кидали в цистерны примерно столько, сколько они считали нужным. После рейсов в Мурманске и Североморске списывали в госпитали с циститами и прочими болячками десятками матросов.
Мы увидели в 1963 г. нечто ужасающее – полузатопленный, а потому накренившийся на борт, и вмёрзший в огромную льдину, ледокол. Безымянный, чёрный, проржавевший…. И НА КОРМЕ И НОСУ, где находились сараи – чёрные, обглоданные и обожжённые груды костей, примёрзшие к палубам. Ледокол не утонул во время взрыва (вероятно был вмёрзшим в льдину и, затем дрейфовал вместе с ней два года).
Когда я проверил все эти предупреждения об опасном мореплавании, то обратил внимание на то, что сигнал опасности передавался практически с теми же координатами, где плавал этот монстр….
Почему его не потопили за два года, до сих пор остается загадкой, потому что примерно в это же время меняли водо-водяные реакторы на атомоходе «Ленин», и три реактора были просто вырезаны из корпуса и сброшены где-то в том же районе. Это был, да, думаю и есть до сих пор, секрет, потому что норвежцы до сих пор на экологические нужды нашей северо-западной части Баренцева и Белого морей платят бешеные деньги. Они в этом районе ловят знаменитейшую и вкуснейшую норвежскую сельдь киперс. Во время нереста в море выходят на лодках, фелюгах, баркасах, барках все, кто способен двигаться.
Мы однажды чуть не описались, увидев в большой пластмассовой лохани, недалеко от берега, двух шпингалетов, шустро дёргавших сельдь и бросающих себе под зады. Лица у них уже были зеленого цвета, но, наверное, свой план они ещё не выполнили. А сельдь –действительно, отменная, жирная, малосольная, вкусная и поглощалась, как сёмга.