Записки Деда. Радиостанция «Зелёная селёдка»

Снова Дед вспоминает дни своей флотской жизни. Две следующие истории расскажут нам о флотской взаимовыручке, о том, что порой приходится жертвовать чем-то очень материальным, чтобы быть верным такому нематериальному понятию как дружба.

А казусов просто не избежать. Ведь на флоте строго вышколенные отличники и «ботаны», наверное, редкость….

Записки Деда

Радиостанция «Зелёная селёдка»

«Ленинград» пришел в первой половине дня, прошёл таможенный досмотр, санэпидстанцию, пережил налёт кадровиков и прочего мелкого начальства. И только к вечеру матросня гамузом свалила на берег – трёхмесячная получка неимоверно жгла карманы. 

У меня было дело – я тащил домой к Мишке Вознесенцеву пятикилограммовый анодный трансформатор для нашей любимицы – радиостанции «Зеленая селёдка». Последний месяц буквально виток к витку мотал я трансформатор, предвкушая,  как  мы посрамим всех вольных радиолюбителей, так как нашу любимицу в последнее время зашибал даже захудалый «костыль». И за это меня как технического руководителя просто  презирали Валька с Мишкой, не говоря уже о соперниках. 

Открывал программу «за круглым столом» обычно Мишка залихвастским двухминутным  площадным  матом  и чокался стаканом о микрофон. Это был позывной «селёдки».

Нас всегда слушали с большим интересом. Особенно девицы. Я таскал  из-за границы последние модные пластинки, не жалея убогой матросской валюты.  Ковырялись почти всю ночь, а вечером в субботу мы вышли в эфир на перекличку «вольных  радиолюбителей» передатчиком, мощность которого была почти соизмерима с мощностью базовой радиостанции порта  Измаил.

Счетчик на стенке  едва  не подпрыгивал, подпрыгивал от восторга Мишка на  скамейке с микрофоном. Я умильно смотрел, как стрелка прибора отдачи в антенну едва не гнулась. Наши коллеги по эфиру от  неожиданности даже примолкли на время: мы их просто уничтожили  качеством своей модуляции и мощностью. Мишка заливался потоками нецензурщины, пел, плясал, мяукал, извлекал звуки мыслимые и немыслимые.

Воодушевление творческого и технического персонала «Зеленой селёдки» было  на самой высокой отметке. Провода грелись, но не горели. Мишка  с Валькой, на радостях выпили полведра килийского вина и  продолжали программу хором, соло, демонстрировали элементы пьяной  полифонии, и, конечно  же, уличного фольклора.

Чтобы узнать  реакцию  слушателей на программу, пошли на танцплощадку. Девицы стонали от восторга. Вольные радиолюбители были в большом почете. 

Через 3 дня я ушел в  рейс, и, конечно, передачи «Зелёной селедки» слушал ежедневно до самого Будапешта. Модуляция по-прежнему была великолепная, мощность ужасающая, но передачи, мягко говоря, несколько страдали тематикой и спотыкались о добротный  русский фольклор. Однако через месяц моя любимица исчезла из эфира. Я побежал к радисту, послушал на самом чувствительном приемнике – моё дитя исчезло, и самолюбие технаря жестоко страдало.

Возвращаясь из Вены, при подходе к Галацу и Брэиле я уже слышал даже «Костля».  «Селёдки» не  было. Срочно засел мотать новый трансформатор, буквально  умолив радиста дать мне железа и провода. А на берег я сбежал почти первый, меня  пригибал  к земле еще более мощный груз.

На звонок в квартиру к Мишке навстречу мне шагнула тётя Саша. Всегда приветливая и сердечная, после рейсов она приглашала всегда меня денёк-другой  побаловаться  на семейном рационе. Боже мой! На этот раз она смотрела сквозь меня, а  из глубины коридора Мишка делал мне отчаянные знаки: жди, мол, в скверике за домом.  

В сквер Мишка принес газету «Дунаец» с разгромной статьёй длинным названием «В затхлом болоте зелёных селедок». Нашу красавицу конфисковала  милиция  вместе с любимым проигрывателем тёти Саши.

Мишка меня  не продал. Продал велосипед, фотоаппарат и часы, чтобы помочь родителям заплатить 1000 рублей штрафа. 

Спор – дело святое

Из Индии возвращались на «Дмитрии Пожарском» в Одессу. Затем самолётом в Ленинград в казарму училища, в скукотищу лекций, лабораторных и строевых  занятий,  от которых на вольных хлебах на судне мы изрядно отвыкли.

30 апреля два Веньки, Юсупов, Коганов и я отправились в субботу на Васильевский остров к невесте  Коганова. Семь месяцев Венька мечтал о встрече с нареченной: «Она меня ждёт, как Эсмеральда ждала Феба, Хлоя – Дафниса, Зухра – Тахира». И Юсупов как-то добавил: «Как Клитемнестра – Агамемнона», – и чуть не схлопотал по передним резцам. Любовь! 

Когда мы зашли в квартиру на 21 линии, в маленьком  зале сидели две сухонькие старушки  и пили чай. Одна из  них ответила на все вопросы, даже ещё не заданные: «Вы к Милочке? А разве Паша не говорил, что они встретятся сразу на танцах в Мраморном дворце? Ой, как приятно, когда друзья так заботятся о невесте своего товарища! И так её опекают!» 

Две бутылки коньяка  мы выжрали со словоохотливыми старушками сразу, не  отходя, как говорится, от кассы. Одну Юсупов зажал.

Ехали в такси и перебирали  всех Пашек третьей роты: на такие поступки способны только судоводители. Мы даже мысли не могли допустить, что это может быть не курсант. У Милочки был явно выраженный морской уклон. 

У меня была премиленькая привычка: стоит мне только хлебнуть что-то около 40 градусов, как я немедленно,  тут же при наличии вблизи воды лез купаться  в любое  время года. Неважно, куда, но в воду. Мы всем взводом купались зимой, а Веньки были не из нашего взвода, и потому я решил, что лучшего  случая избавиться от написания курсового проекта по приемным устройствам мне, может, в ближайшее время и не  представится.

Спор – святое дело. Таксиста попросили постоять на Университетской набережной. Сообразительный водила все понял и молчаливо кивнул головой. Соглашение заключено было немедленно: я прыгаю с Николаевского моста, но если Веньки  тоже полезут в воду – мы квиты, если нет, то они пишут мне курсовой на «отлично», потому что сдуру, начав учиться на «отлично», я повис на коротком поводке комитета комсомола и ротного. Прошлогодняя попытка получить тройку по высшей математике обошлась мне в пятидневное тщательное изучение унитазов и писсуаров не только на радиофакультете, но и у измывавшихся надо мной судоводителей. 

У стрелки в плавках, в сопровождении  большой толпы я шёл и думал, что на  середине моста меня ждет постовой милиционер. Там была у него даже будка. И что у курсантских споров есть один очень существенный недостаток: оправдания не принимаются никогда.

В будке постового не оказалось. Большая  толпа  затеяла диспут на тему, курсант я или нет. Коренные ленинградцы  немедленно прекратили бунт на корабле: в Ленинграде на козодёрство способен только курсант мореходного училища!  Прыгнул с моста, и придерживаясь против течения, ждал, рухнут в воду ещё два крупа или нет. Юсупов прыгнул нормально, Коганов, футболист, пролетел метра три, и казённые трусы его возымели желание сползти  до  пяток, оголив  зрителям на мосту всё курсантское достоинство, а после погружения владельца в воду немножко попланировать.

Перила моста, обрамлённые головами, ощерились зубами. Вынырнув, Венька судорожно схватил казённое  имущество и рванул к набережной Робеспьера в сторону Эрмитажа, я – за ним. Толпа рванулась туда же. Что произошло, мне неизвестно, но оказалось, что в горячке, не успев надеть трусишки, Женька попросту потерял их. Ситуация  полностью выходила из-под контроля. «Гребём в сторону Университетской  набережной – там нас хотя бы такси ждет». Развернулись и в темпе гребём к  университету Жданова.

На набережную выскочил первым, вскочил в такси, схватил первые попавшиеся подштанники (за не надетые  подштанники ротный драл неимоверно жестоко) и, нагло подняв над головой, понёс к дрейфовавшему в прибрежном  мазуте Коганову. Тот уже почти окоченел. Озверевший вконец таксист, приняв нашу команду на борт, матюгнулся и рванул от места нашего подвига. Расплатились с хлопцем по-божески. Не доезжая до училища, пробрались в роту и привели себя в порядок на вечернюю поверку.

Утром следующего дня перед подъёмом флага помполит Кравченко поставил нас в известность: «Вчера вечером на центральной площади Ленинграда, озверевшие от алкоголя курсанты не установленного морского училища, устроили стриптиз  с показом гениталий. Главное управление МВД города довело до сведения командований всех училищ о происшедшем безобразии. Мы с контр-адмиралом заверили руководство МВД о  непричастности личного состава вверенного нам училища к происшествию, и сделаем  совместно с комсомольцами и активом все возможное, чтобы  выяснить личности участников этого позора».

Мы  своим молчанием напоминали истуканов острова Пасхи. И то верно…. Открой мы рот, гомерический хохот, вырвавшись из уст наших, поставил бы вероятно жирный крест на нашей флотской карьере….

Продолжение следует… Записки Деда. Успеть на рейд