Записки Деда. Запоминающийся рейс

Записки Деда продолжаются. История о том, как с виду самый заурядный рейс может стать очень запоминающимся… И всё потому, что ситуации складываются настолько невероятно, невероятно … неудачно, что порой удивляешься, как может в чьей-то жизни появиться такой сгусток неудач. Но вот поди ж ты, случается… М-да… Жизненная история.

Запоминающийся рейс

Нельзя сказать, что мы с Юркой Пановым были друзьями. Просто, будучи застенчивым, я тянулся к его самоуверенности, напористости, особо ценимой среди курсантской оравы лихости, и какому-то мощному мужскому обаянию. На практике мы попали на одно судно вместе случайно. Кадровики что-то напутали, и вместо облюбованного мною Витальки Хопова, я ушёл в рейс с Юркой на барже 1063.

Таскала эта баржа песок с отмелей Бугского лимана на берега Дуная, в Измаил и Рени. То ли песок в Николаевской области лучше, то ли баржи надо было занять работой, но наше дело было телячье: с моря вошёл в Буг – открой трюмы, вышел в море – закрой, вошёл с песком в Дунай – открой, разгрузился и вышел в море – закрой и т.д. Лючины – дубовые панели для закрывания трюмов, весом каждая 80 килограммов и количеством 300 штук, выматывали и штатных матросов и нас, практикантов до такой степени, что эти проклятые доски уже снились нам. А ведь рейс только начался…

Буксир «Антей». Фото: evs1962

Таскал нас по Чёрному морю и Дунаю 1200-сильный буксир «Антей». Я верю в интуицию капитанов и штурманов. Бывают рейсы удачные (серые, скучные и похожие друг на друга, как две клизмы) и неудачные (тяжёлые, яркие и, естественно, надолго запоминающиеся). Опытный судоводитель, непонятно, каким образом и каким чувством, но эти рейсы квалифицирует ещё до их начала. Да…, какая-то парапсихологическая галиматья.

В рейс из Рени мы вышли в понедельник! Шкипер, молодой жизнерадостный хохол, заскучал сразу и, как будто, без причины. И интуиция его не обманула. Около Килии стояла землечерпалка, и мы вмазались в борт грунтоотвозной баржи сочно и красиво. «Антей» вынужден был бросить наш караван из трёх тысячных морских барж и два часа ловил замурзанную в болоте стотонную баржу.

Шкипер, который сразу почуял непростой рейс, что-то проворчал насчёт этих земляных червей, от которых надо держаться подальше, а ещё через несколько часов, когда мы неслись вниз по Прорве мимо стоявшего на мёртвом якоре землесоса, раздался какой-то подозрительно громкий скрежет под кормой. Земснаряд рванулся вслед за нами почти немедленно, вместе со своими трубами, понтонами и вспомогательным катером. Брызнули стренги троса якоря, лопнула огромная труба, через которую землесос выбрасывает на берег тысячи тонн воды с донной грязью. Оказалось, что мы прихватили один из тросов, которым землесос был закреплен на берегу. Да-а…, рейс выдался ещё тот…

Вошли в Буг, встали на рейд и начали открывать трюмы. Работа скучная, нудная и тяжёлая. Сначала стягивают с трюмов брезент, затем снимают лючины, потом скатывают бимсы (огромные, поперёк баржи, рельсы на четырёх роликах-колёсах) с таким расчётом, чтобы они не мешали конвейерам и грейферам сыпать в трюмы песок. В нормальном, ходовом положении бимсы закрепляются на правом и левом бортах защёлками на расстояниях, равных длине лючины. При открытии трюмов защёлки отдаются и бимсы скатываются двумя матросами вместе по семь-восемь штук, открывая ненасытный зёв трюма баржи. Юрка (мало ему было, что рейс и без того становился всё чудесатее и чудесатее) поспорил с Мерещагиным, что пройдет от борта до борта по бимсу с незакрепленными защёлками…

Прошёл он метра четыре. Потом бимс почему-то завибрировал и одной стороной резко пошёл в сторону. Юрка пытался руками задержаться на бимсе, потерял равновесие окончательно и рухнул вниз, в трюм четырнадцатиметровой глубины. Помочь ему было невозможно. Упал он перпендикулярно днищу.

Завершился этот невероятно запоминающийся рейс тем, что вечером, на обратном пути в Рени, при входе в Дунай, мы плотно сели на мель. Растительные манильские тросы лопнули, встали дыбом и рухнули в море. Стальной сорокамиллиметровый трос, закреплённый на мощных буксировочных тумбах-кнехтах не разорвался. Вокруг тумб металось пламя, трос стягивался 1200-ми лошадьми. С мостика, в темноте, мечущийся столб искр на носу смотрелся необычно, а цвет менялся от тёмно-красного до синего…