Записки Деда продолжает рассказ о первом рейсе, который Дед совершил как настоящий матрос, состоящий в штате. И то «боевое» крещение, которое он получил, вполне можно было бы оставить и без кавычек, если бы не мирное время….
Записки Деда. Первый рейс
Я – матрос. Не практикант уже, а самый настоящий, штатный. Так и написано в судовой роли – «матрос второго класса». И пусть на морской барже, перевозящей гальку, но матрос-то я настоящий!
Первый рейс не за границу, а в Херсон за галькой, но как здорово! Нет заполошного крика дневального «подъём!», нет молниеносного одевания (нормы на флоте значительно выше, чем в армии), нет команд «стройся!», «запевай!» и т.д.
Подошёл чёрный, как негр на сафре, задымлённый буксир «Баян», матросы подали на борт огромный, весь в тире, буксир с пудовым огоном на конце. Мы завели его на кнехты, «Баян» дал ход почти одновременно с командой «вира якорь!», услышали истошную команду шкипера Тараса Семёныча, и пошёл брашпиль, кидая в якорный ящик двухкилограммовые чёрные, блестящие от воды, звенья якорной цепи. Мне так хотелось закричать «якорь чист», как учили в мореходном, что сердце от обиды даже захлюпало, когда я увидел, что на лапы якоря намоталось несколько колышек троса. А когда мы попытались подтянуть его ближе к якорному клюзу, из-за начавшего движение, и потому не остановившегося, каравана, на него оделся еще один (мы в караване были первыми). А потому через несколько минут якорь, уже запутавшийся в буксировочном тросе, болтался впереди, в пяти метрах от носа баржи.
Капитан «Баяна» через громкоговорящую установку орал, как карапуз, лишившийся любимой игрушки, и уже уставные команды не применял, а у Тараса Семёныча от позора отвис правый ус. И после констатации «о, цэ грэчка», заорал на буксир, чтобы тот дал «стоп», а затем, после следующего за ним «малым!», якорь нагло показался на том же месте. Попытки сбросить трос баграми не принесли успеха, а якорь упёрся, как подвыпивший матрос у вытрезвителя.
«Баян» застопорил. Шкипер, выругавшись долго и обстоятельно, нашарил глазами меня в группке швартовой команды, и жестом показал пальцем вниз под нос баржи. Я, взобравшись на борт, добрался по кнопам до якорь-цепи и пополз вниз к якорю. И якорь, и цепь были скользкими и мокрыми. Над самой водой, встав на трент якоря, начал снимать шлаги троса с лапы. «Баян», непонятно, почему, дал ход. Обнявши якорь, я начал подниматься над водой всё дальше и дальше от носа баржи, плохо соображая, что происходит.
Неожиданно якорь перевернулся, тросом с моего локтя сорвал клок кожи и понёсся к борту. Даже мне было понятно, что будет с матросом второго класса, если полтонны железа припечатают его, то есть, меня в данном случае, к борту баржи.
Я оттолкнулся от якоря буквально у самого борта, и тут же оглох от страшного грохота над головой. Из-под буксира в сторону баржи шла тяжёлая и злая струя, запрессовывая меня под баржу надёжно и плотно. Оглохший и полу задохнувшийся, я висел у штормтрапа, не понимая, как там оказался (на рейде мы всегда купались, и штормтрап поднимали на борт только к ночи). Висел и думал: а ведь мужикам на носу ещё хуже, никак мысленно уже распрощались со мной, хоть молодым и деревенским, но хорошим хлопцем. Аж чуть не прослезился, мысленно побывав на собственных похоронах….
Поднялся на борт и увидел, что все перегнулись через фальшборт и над ним торчат матросские задницы, траурные и печальные. Тарас Семёныч стоял в стороне, и его спина была мне некрологом. Подойдя к нему, я хлопнул его по плечу. Имел уже право! Глаза шкипера сошлись к переносице, с трудом сфокусировались на мне. Старый бывший боцман что-то хрюкнул нечленораздельное и сиганул за борт, по-детски сложив ладони лодочкой. Морды некоторых матросов осоловели и пытались сообразить, что происходит, а тех, которые врубились, начали коситься со стопроцентной гарантией того, что сейчас начнут реготать, как то умеют русские матросы….
Продолжение следует… Записки Деда. Первая вахта