Жизнь

Записки Деда. Ближе наша флотская культура

Флотская культура проявляется в самых неожиданных поворотах жизни. А Дед  описал несколько из них. Они забавные, грустные или тревожные…. И это жизнь, полная её чаша, и фонтан, бьющий порой через край….

Записки Деда

Ближе наша флотская культура

Недавно полупьяный электромеханик приносит мне, вахтенному офицеру, на подпись бумагу. Читаю: «Отношение. Прошу попустить через проходную порта электромеханика Опроксимова с носильными личными вещами:  1. Опроксимова Арина Викторовна – жена. 2. Тапочки домашние….» и т.д. Всего семь пунктов, но первый запомнился.

Рейс назад мой новый радист, поднимая антенны, оборвал оттяжку и двухкилограммовый изолятор, любя, погладил по темечку флотского капитана 3-го ранга.  Николаевна череп ему стянула, кожу зашила…. Она хирург хороший. Но поставила меня в известность: «Палыч, ты скажи своим морконям, что, если они будут так вирать (от «вира» – поднимать… (прим. редактора)) антенны, то  пусть опускают эти штуки на головы вот таким капитанам, по крайней мере, с такими  черепами. Иначе в «кутузке» будем в бридж играть вчетвером».  Имелось в виду: радист, я, капитан и она.

Работу, которую мы выполняли до сих пор, зовут так: обслуживание портопунктов. Примерно то же, что и на старом моем «Сестрорецке». Эти портопункты – странные мертвые двухэтажные, в основном, города.

Бухта-портопункт  «Владимир» окружена со всех сторон скалами с гирляндами снега на верхушках. Иногда, обессиленная бесчисленными поворотами, во фьорд* добирается послештормовая волна, и тогда сиротливо заякоренный на середине бухты весь в ржавчине сейнер лениво машет флагом на гафеле**.

В этих факториях ловят и готовят рыбу для мурманского рыбзавода. Рабочие сезонные. Рейсы однообразные: портопункт – Мурманск, Мурманск – портопункт. В таких рейсах иногда начинаешь ощущать, что в голове не серое вещество, а труха. Люди с такими холерическими характерами как у меня, если нет серьезного дела, из мухи делают слона и, затем, занимаются созданной проблемой.

По приходу в Мурманск почти всегда звонил в тогда ещё Ленинград  однопещерникам, по которым первое время очень скучаю. Весной установили на почте телефоны-автоматы – вещь чрезвычайно нужная и неимоверно игривая. Кидаешь 15 копеек: мигнёт, стервец, глазом, проглотит монету и нет ни монеты, ни абонента. Бросаешь вторую. На этот раз даже не мигнёт и немедленно зажигает табло: «Вам осталось говорить 20 сек.». Помилуйте, хочется заорать: «Я же еще не говорил!» Но автомат помигает «глазами», отключится, да еще нагло и гуднёт.

После нескольких попыток (интересно же!), наконец, на противоположном конце поднимают трубку. «Это Ленинград?» – безнадёжно вопрошаешь. «Нет, Стерлитамак» – отвечает неизвестный старушечий голос. «А как попасть в Ленинград?» – ошарашенно  задаешь  придурковатый вопрос. «А вы в обратном порядке набирайте цифры» – следует совет. Старушка оказалась неимоверно остроумная…, на них весна  тоже  действует.

На табло упорно торчит строка: «Вам осталось говорить 10 сек.» – хотя с  бабушкой общаешься уже больше минуты. Выяснив, что я все-таки попал в Ленинград, и что к ленинградским телефонным хулиганам добавились ещё и мурманские, пытаюсь выяснить, с какой буквы начинается телефон у бабки в Ленинграде,  в  то время первой была буква «В», на что получаю ещё более наглый ответ бабки: «А у нас ввели иероглифы».

На причале несколько девиц устроили показ физданных. Но «Вологда» невинна, как невеста, так как третий штурман обещал зарплату через несколько дней, и денег едва хватает на запуск «Спутников».

Вечером на улице – естественно им. Ленина – встречаю Володю Рощина. Не здороваясь, делаем поворот «все вдруг» и отправляемся в ближайшую блинную. Денег у Володи нет никогда, спирт же есть и с собой, и всегда. Володе принадлежат такие крылатые мысли: «Могучей наукой радиотехника доказано, что если у моряка в постели в течение года отсутствуют  тараканы  и женщины – жизнь труженика моря удлиняется на 1 секунду». Ещё одна: «Паруса повыцвели  и пообтрепались, капитаны опустились и спились, корпус поизносился и оброс ракушками, дальние романтические голубые страны предательски меняют цвет – стареем, Палыч!»

Ему же принадлежит грандиозная лысина. Спереди это выглядит как хорошо вычищенный водолазом-аккуратистом шлем. По  этой причине Володя зачесывает оставшееся волосяное  имущество с затылка на лоб и темя, а подлый игривый весенний мурманский ветер нагло и беззастенчиво разрушает Володино кокетливое сооружение, чем приводит Володю в очень даже пивное настроение.

Вместе со мной он учится в Высшем  Инженерном Морском училище и за 3 года  успешно  сдал уже один предмет. Разумеется – это была история властьпридержащей партии. Её первая часть.

Поступали мы с ним вместе. После дикой четырёхмесячной зубрежки встречаю Володю, и, объяснив причину своего отсутствия в эфире, тут же получаю ошеломляющее предложение: «Будем поступать вместе!». До экзаменов – 2 дня. Ты меня  понатаскаешь».

Документы  он сдал за 4 часа до начала экзаменов. Математика письменно. Володя – сзади меня. Когда я разделался с тригонометрическим тождеством, состряпанным в Ленинграде каким-то хитрым аспирантом, по всей вероятности любившем в учебнике то, что написано мелким шрифтом, как бы не обязательным к изучению, Володя сзади передал мне свой вариант  тождества. Он тоже оказался достаточно заковыристым, но друг помог мне советом: «Приравняй мне тоже к нулю!!»

На мандатной комиссии Володя потряс учёных мужей своей грандиозной лысиной, форменным костюмом из чистейшего английского крепа и золотыми  нашивками на кителе. И к моему дичайшему изумлению, он был зачислен, хотя и последним по списку. Володя – мой однокурсник по Ленинградскому специальному морскому училищу.

Как-то нам до зарезу захотелось стать  парашютистами ДОСААФ. Нам сказали сразу – сдавать экзамены надо только на «отлично», троечников не бывает – бывают покойники. Потому  экзамены мы сдавали трижды. В Озерках на досаафовском аэродроме нас бросали с тренажеров, крутили в кольцах, заставляли дергать  за  капроновые  стропы имитатора парашюта, прыгать с  высоты и делать прочие тренировочные хитрости.

Во время прыжков, как оказалось, самый тяжелый Володя, прыгал первый. Я – за ним. В самолёте  мы сидели сосредоточенные и серьёзные, в комбинезонах из «чёртовой»  кожи и в башмаках на толстенных подошвах.

Выбросили нас безобразно далеко от «креста». Первый прыжок ознакомительный и с принудительным открытием парашюта. Когда «пошел» Володя – инструктор показал мне знаком вниз, но, выглянув из самолета, как в замедленном кино увидел медленно снимающийся красный мешок с основного парашюта Володя и, привыкший к статической ангарной обстановке, повернулся  к инструктору: «Какого, мол, хрена? Прыгать прямо на купол предыдущего…», – и тут же получил жесточайший тычок в задницу, дважды перевернувший меня в воздухе.

Когда рванули чеки основного ранца, я потерял кольцо  запасного парашюта  и панически зашарил у себя на груди. В это время резкий хлопок раскрывшегося основного  привел  меня в нормальное состояние, а жесткий рывок и жуткая боль в паху напомнили мне, что парашют раскрылся. Перекосило  ремни  подвески, и я всем своим весом уселся на собственное мужское достоинство. Минуту выл от боли. Под ногами колышется земля, кажется,  мимо пролетишь.

Слева внизу спускался Володя, далеко справа виднелся «крест» аэродрома. «Палыч, рулим как можно дальше – хоть прокатимся!». Тянем передние стропы и несемся над Озерками – вокруг  действительно много маленьких озер. За огромным лугом виднеется озеро значительных размеров, а за ним какие-то заросли.

Я притормозил  и приземлился до озера. Рощин помчался  дальше, и едва «загасив» парашют, услышал дикий вопль партнера по полету: он попал в заросли терна за озером. Вопить Володя перестал только тогда, когда я, обежав озеро, погасил его парашют, не желавший гаситься из-за запутавшихся  в тёрне  стропах. Он буквально был освежёван – комбинезон из крепчайшей  материи  был изодран в клочья, целы были только ботинки и шлем. Так, завернутый в купол парашюта, как в патрицианскую тогу, Володя и притопал к «кресту».

Еще долго за ангаром я вытаскивал у него из разных мест колючки…. Выпили спирта. «Ты куда?» «На  «Вологду»». «Я с тобой». Пришли ко мне, выпили кофе, потрепались. Разумеется, вспомнили, как в училище  нас не пустили однажды в увольнение целым взводом из-за того, что у Рощина была двойка по теории электротехники и мы, в отместку, привязали его к койке снизу за руки и ноги, предварительно вымазав тушью гениталии, чёрной тушью, и вызвали дежурного офицера….

… За это нас еще неделю не пускали в увольнение…, а Володя ловил нас по очереди, всех участников операции «гениталии», и проделывал то же самое с каждым.

Вышли на палубу. Водолазы готовят к спуску очередную партию. «Ты был под водой?» «Два раза». «Я тоже хочу».  Упросил старшину Сократова. Напялили здоровенный «удмурт», рейтузы, шапочку. Водолазы рванули шейное кольцо в стороны и вверх, Володя провалился в скафандр. Надели шлем. Гена объяснил, как работать надо с клапаном выпуска воздуха. Застучали ключами, проверили помпу, разобрали шланг-сигнал, завернули  лицевой иллюминатор, традиционно хлопнули сверху по медному шлему: «Пошёл!». Рощин затопал 17-тикилограммовыми свинцовыми ботинками к спусковому трапу.

Спускали его вместе с Лихеевым на глубину 15 метров.  «Ого-го!» – донеслось с глубины Володиным басом, усиленным переговорным устройством. Спустили лампы-подсветки. «Всё нормально», – доложил Лихеев. Молчал  мой протеже. Я кинулся к помпе – воздух поступал нормально. «Рощин!!!» – панически завопил я, и тут же схлопотал от Сократова хороший тычок. У  водолазов паника – признак очень дурного тона.

Через несколько минут над водами Кольского залива появился чудовищно раздутый скафандр. Лицевой иллюминатор раскручивали со страшной скоростью. Скафандр зашипел, в  иллюминатор  плюхнула вонючая портовая вода, и лицо Володи начало приобретать нормально-кирпичный цвет. Заклинивать спусковой клапан мог только у одного человека на свете…, и это произошло. Никто из бывалых водолазов такого случая так и не смог припомнить.

Сидели  в каюте, пили пиво…. Пока мы занимались приключениями, третий штурман зарплату-таки принес. По каюте нагло и бессовестно разгуливали знаменитые вологодские тараканы. Ни одна санэпидстанция еще не одерживала над ними победы…. Придется жить на одну секунду меньше!

Продолжение следует…. «Записки Деда. Две истории».

**Фьорд (также фьёрд, фиорд) (норв. fjord) — узкий, извилистый и глубоко врезавшийся в сушу морской залив со скалистыми берегами. Длина фьорда в несколько (чаще всего, в десятки) раз превосходит ширину. Берега фьорда в большинстве случаев образованы скалами высотой до 1000 метров.

**Гафель (нидерл. gaffel букв. — вилы) — наклонное рангоутное дерево, поднимаемое по мачте и упирающееся в неё пяткой. Гафель служит для растягивания по нему верхней кромки (шкаторины) косых четырёхугольных парусов — триселей, а также крепления шкотовых углов топселей. На малых судах и шлюпках с косыми парусами гафель служит для крепления фока и грота. На гафель также поднимают сигналы и иногда флаг.

Оставить комментарий

Впереди сезон отпусков. Готовьте документы

Кронштадт – город с историей

В Новом году с вами Новатэк акции

Как подготовиться к диктанту по русскому языку в 3 классе

Женские туфли для молодых мам

Встречаем правильно год Дракона

Путешествуем с Aviaseler

Как подготовиться к поездке за рубеж

Аэрография как искусство. Немного истории

памятники из гранита

Сколько стоит памятник из гранита?

Концерт в подарок – отличная идея

Сахалин зовёт в путешествие

Зима – время волшебства и подарков

Кто хочет в Испанию? Вам сюда

Как провести время в Иркутске или Бабр приглашает

Сэндвич панели не съедобны, но очень полезны

Лето начинается с путешествия

Чем удивить гостей на празднике

Россия в игре

Ярмарка в истории России

© 2012-2023 "Путь Востока" Яндекс.Метрика